Неточные совпадения
— А… ты?.. а вы? —
пробормотал со слезами на глазах
старик… — сколько лет… сколько дней… да куда это?..
— В кои-то веки разик можно, —
пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не с тем, чтобы говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
Самгин старался не смотреть на него, но смотрел и ждал, что старичок скажет что-то необыкновенное, но он прерывисто, тихо и певуче
бормотал еврейские слова, а красные веки его мелко дрожали. Были и еще
старики, старухи с такими же обнаженными глазами. Маленькая женщина, натягивая черную сетку на растрепанные рыжие волосы одной рукой, другой размахивала пред лицом Самгина, кричала...
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие
старики, в длинных одеждах, в ермолках и бархатных измятых картузах, с седыми локонами на щеках поверх бороды, старухи в салопах и бурнусах, все они
бормотали, кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
— Нехорошо сделали с нами, ваше благородие, — глухим басом сказал лысый
старик, скрестив руки, положив широкие ладони на плечи свои, — тяжелый голос его вызвал разнообразное эхо; кто-то
пробормотал...
— Трогательный
старик, —
пробормотал Клим.
— Да, да, ночью, —
бормотал старик, точно стараясь что-то припомнить. — Да, сегодня ночью…
— Как так твоя мать? —
пробормотал он, не понимая. — Ты за что это? Ты про какую мать?.. да разве она… Ах, черт! Да ведь она и твоя! Ах, черт! Ну это, брат, затмение как никогда, извини, а я думал, Иван… Хе-хе-хе! — Он остановился. Длинная, пьяная, полубессмысленная усмешка раздвинула его лицо. И вот вдруг в это самое мгновение раздался в сенях страшный шум и гром, послышались неистовые крики, дверь распахнулась и в залу влетел Дмитрий Федорович.
Старик бросился к Ивану в испуге...
— Accidénti! —
пробормотал старик, — va ben, vaben! [Черт возьми!.. ладно уж, ладно! (ит.)] — и отдал наши виды, не записывая.
— Денежка счет любит, —
бормотал старик.
— Ну, еще увидим, понимаем или не понимаем, — загадочно
пробормотал Ганя, — только я все-таки бы не хотел, чтоб она узнала о
старике. Я думал, князь удержится и не расскажет. Он и Лебедева сдержал; он и мне не хотел всего выговорить, когда я пристал…
Кроме этих двух
стариков да трех пузатых ребятишек в длинных рубашонках, Антоновых правнуков, жил еще на барском дворе однорукий бестягольный мужичонка; он
бормотал, как тетерев, и не был способен ни на что; не многим полезнее его была дряхлая собака, приветствовавшая лаем возвращение Лаврецкого: она уже лет десять сидела на тяжелой цепи, купленной по распоряжению Глафиры Петровны, и едва-едва была в состоянии двигаться и влачить свою ношу.
В первое мгновение Зыков не поверил и только посмотрел удивленными глазами на Кишкина, не врет ли старая конторская крыса, но тот говорил с такой уверенностью, что сомнений не могло быть. Эта весть поразила
старика, и он смущенно
пробормотал...
— Гм! вот она какая восторженная, — проговорил
старик, пораженный поступком дочери, — это ничего, впрочем, это хорошо, хорошо, благородный порыв! Она добрая девушка… —
бормотал он, смотря вскользь на жену, как будто желая оправдать Наташу, а вместе с тем почему-то желая оправдать и меня.
Осанистый
старик священник с окладистой седой бородой достал из-под ризы бумажку и хотел по ней прочесть приветственное пастырское слово, но голос у него дрогнул на первых строках, и он только бессвязно
пробормотал какой-то текст из Священного писания.
— Да, да, конечно, —
пробормотал старик и зарыдал. — Милый ты мой, Яков Васильич! Неужели я этого не замечал?.. Благослови вас бог: Настенька тебя любит; ты ее любишь — благослови вас бог!.. — воскликнул он, простирая к Калиновичу руки.
— Я… за рыбой… —
бормотал Александр, едва шевеля губами. Зубы у него стучали один о другой.
Старик был вовсе не страшен, но Александр, как и всякий вор, пойманный на деле, дрожал, как в лихорадке.
— Тоже благородное сердце, —
пробормотал Панталеоне, но Санин угрюмо взглянул на него…
Старик уткнулся в угол кареты. Он сознавал свою вину; да, сверх того, он с каждым мгновеньем все более изумлялся: неужели это он взаправду сделался секундантом, и лошадей он достал, и всем распорядился, и мирное свое обиталище покинул в шесть часов утра? К тому же ноги его разболелись и заныли.
Тут он делал…» —
Старик начал было какую-то необыкновенную фиоритуру — и на десятой ноте запнулся, закашлялся и, махнув рукою, отвернулся и
пробормотал: «Зачем вы меня мучите?» Джемма тотчас же вскочила со стула и, громко хлопая в ладоши, с криком: «Браво!.. браво!» — подбежала к бедному отставному Яго и обеими руками ласково потрепала его по плечам.
Не таков был старый Коршун. Когда все улеглись, Михеич увидел при слабом мерцании огня, как
старик слез с лежанки и подошел к образу. Несколько раз он перекрестился, что-то
пробормотал и наконец сказал с сердцем...
И припомнились ей при этом многознаменательные подробности того времени, когда она еще была «тяжела» Порфишей. Жил у них тогда в доме некоторый благочестивый и прозорливый
старик, которого называли Порфишей-блаженненьким и к которому она всегда обращалась, когда желала что-либо провидеть в будущем. И вот этот-то самый старец, когда она спросила его, скоро ли последуют роды и кого-то Бог даст ей, сына или дочь, — ничего прямо ей не ответил, но три раза прокричал петухом и вслед за тем
пробормотал...
Мы перешли в конуру татарки,
старик сел на постель в ногах Ардальона и долго безуспешно будил его, а тот
бормотал...
— А Хряпова ты не понимаешь, —
пробормотал старик, печально покачивая головою, несколько обиженный сопоставлением. — Он — злой человек!
— Ничего! —
бормотал старик, изгибаясь. — Хоть и моложе ты меня десятка на два, а встать пред тобой — могу! Ничего. Ты тут — любопытный! Заходи, а? Больно интересно-хорошо Любовья про тебя сказывает.
Она спросила так серьёзно, что
старик, усмехнувшись помимо воли, предложил ей сесть. Шаркая ногою о пол, она смотрела в лицо Кожемякина прозрачно-синими глазами, весело оскалив зубы, и просила о чём-то, а он, озадаченный её смелостью, плохо понимая слова, мигал утомлёнными глазами и
бормотал...
Просыпаясь от крепкого сна, едва
старик потянулся и крякнул, как ворвался Мазан и, запинаясь от радости,
пробормотал: «Проздравляю, батюшка Степан Михайлыч, с внучком!» — Первым движением Степана Михайлыча было перекреститься.
— Чисто говорит, —
пробормотал старик.
— На, чухоночка, где тебе взять… —
бормотал старик, шлепая своими калошами.
— Крутой
старик… —
бормотал Пантелей. — Беда, какой крутой! А ничего, хороший человек… Не обидит задаром… Ничего…
Бывало так:
старик брал в руки книгу, осторожно перебрасывал её ветхие страницы, темными пальчиками гладил переплёт, тихонько улыбался, кивая головкой, и тогда казалось, что он ласкает книгу, как что-то живое, играет с нею, точно с кошкой. Читая, он, подобно тому, как дядя Пётр с огнём горна, вёл с книгой тихую ворчливую беседу, губы его вздрагивали насмешливо, кивая головой, он
бормотал...
Маленький, пыльный
старик метался по лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и
бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу...
— Ишь ты, слава богу, с воли-то пришел, как лихо ест! В охотку еще! —
пробормотал седой
старик с землистым цветом лица и мутными глазами, глядя на Луговского.
— Ох, смертынька моя пришла! —
бормотал старик, когда кто-нибудь из иноков старался его бодрить. — Конец мой… тошнехонько…
Яков ждал, что отец рассердится, обругает Тихона, но
старик, помолчав,
пробормотал что-то невнятное и отошёл прочь от дворника, который хотя и линял, лысел, становился одноцветным, каким-то суглинистым, но, не поддаваясь ухищрениям старости, был всё так же крепок телом, даже приобретал некое благообразие, а говорил всё более важно, поучающим тоном. Якову казалось, что Тихон говорит и ведёт себя более «по-хозяйски», чем отец.
У
старика всегда была склонность к семейной жизни, и он любил свое семейство больше всего на свете, особенно старшего сына-сыщика и невестку. Аксинья, едва вышла за глухого, как обнаружила необыкновенную деловитость и уже знала, кому можно отпустить в долг, кому нельзя, держала при себе ключи, не доверяя их даже мужу, щелкала на счетах, заглядывала лошадям в зубы, как мужик, и всё смеялась или покрикивала; и, что бы она ни делала, ни говорила,
старик только умилялся и
бормотал...
— Ну романс! —
пробормотал несколько опешенный
старик Захлебинин. — Но… не слишком ли сильно? Приятно, но сильно…
— Экой срам-то, срам, —
бормотал старик, полезая на печь, — при гостях-то! Грех какой!
— Да как же не весело! Как изошли из кустов да тайга-матушка над нами зашумела, — верите, точно на свет вновь народились. Таково всем радостно стало. Один только Буран идет себе впереди, голову повесил, что-то про себя
бормочет. Невесело вышел
старик. Чуяло, видно, Бураново сердце, что недалеко уйти ему.
Но Буран ходил осунувшийся, угрюмый и опустившийся. Он ни с кем не говорил и только что-то
бормотал про себя. С каждым днем, казалось, старый бродяга, очутившийся в третий раз на старом месте, «ослабевал» все больше и больше. Между тем Василий успел подобрать еще десять охотников, молодец к молодцу, и все приставал к Бурану, стараясь расшевелить его и вызвать к деятельности. Порой это удавалось, но даже и тогда
старик всегда сводил речь на трудность пути и дурные предзнаменования.
— Василь, миленький, ради бога! —
бормотал заплетающимся языком
старик. — Пойдем… убьют ведь нас!..
— Господи, царица наша небесная! — радостно
бормотал старик, одним обрубком вытирая слезы, а другим торопливо крестясь. — Василь, родненький ты мой! Господи!.. Выскочили мы с тобой… Василь!.. Господи… выскочили! Что ж ты стоишь? Бежим до хаты!..
Разбирая неверными пальцами бороду и усы, мешавшие ему говорить, точно играя пальцами на губах,
старик, вздрагивая от икоты, сучил голыми ногами и
бормотал, захлебываясь...
Около постели, вздыхая, перешёптываясь, отирая дешёвые слезы, стояли девки, уже много набилось людей из села, в углу торчал, потирая лысину, Левон, пьяный и скучный с похмелья, а на скамье сидел древний
старик Лукачёв, тряс жёлтой бородою и шепеляво
бормотал, точно молясь...
— Холодно! —
бормочет старик, растягиваясь на бурке и кладя голову на узел. — То ли дело дома! И тепло, и чисто, и мягко, и богу есть где помолиться, а тут хуже свиней всяких. Уж четверо суток как сапог не снимали.
Из-за шума поезда не слышно слов
старика, но он еще долго
бормочет, вздыхает и крякает. Холодный воздух в вагоне становится все гуще и душнее. Острый запах свежего навоза и свечная гарь делают его таким противным и едким, что у засыпающего Яши начинает чесаться в горле и внутри груди. Он перхает и чихает, а привычный
старик, как ни в чем не бывало, дышит всею грудью и только покрякивает.
Ухватываются
старики по двое и, шатаясь, идут и уходят — одна пара, потом другая. Хозяин идет к дому, не доходит, спотыкается, падает и
бормочет что-то непонятное, подобно хрюканью. Дед с мужиками поднимается и уходит.
Кузьма еще раз быстро оглядел небо, деревья, телегу с образом и повалился в ноги Ефрему. В ужасе он
бормотал неясные слова, стучал лбом о землю, хватал
старика за ноги и плакал громко, как ребенок.
— Я слыхал про эти клады, — угрюмо
пробормотал старик.
— Проклятое пари! —
бормотал старик, в отчаянии хватая себя за голову. — Зачем этот человек не умер? Ему еще сорок лет. Он возьмет с меня последнее, женится, будет наслаждаться жизнью, играть на бирже, а я, как нищий, буду глядеть с завистью и каждый день слышать от него одну и ту же фразу: «Я обязан вам счастьем моей жизни, позвольте мне помочь вам!» Нет, это слишком! Единственное спасение от банкротства и позора — смерть этого человека!
— Барин! Я чувствую! Вот пришел ты к нам, старуху мою хочешь полечить… Дай тебе господь доброго здоровья! Стараешься для нас!.. —
Старик покачнулся и оглядел меня пьяным взглядом. — Извините! —
пробормотал он. — Извините… Простите меня, грешного раба, недостойного!